— Можете полюбоваться на своего зверя, господин комиссар, — сказал он, с сожалением встряхивая пустую жестянку.
Таратура прибыл минут через пять.
Вспыхнул экран.
— Он! — воскликнул Таратура, как только появилось изображение человека с заячьей губой. — Чарльз Бент!
Гард кивнул. Яркое и четкое изображение давало возможность видеть, что у старика маленькие кроткие глаза и шамкающий рот. На мгновение он исчез с экрана, видимо нагнулся. Потом появился вновь, уже с куклой Майкла в руках. Бережно поправил костюмчик, даже стряхнул пыль. Руки его дрожали, но явно не от волнения.
— Пьет, — сказал Гард. — Сайрус был прав.
Морщинистая шея старика напряглась: он приподнялся на цыпочки, чтобы положить куклу на место. Его заячья губа шевелилась. Уж не мурлыкает ли он про себя какой-нибудь пьяненький мотивчик? Гард угрюмо засопел. Нетрудно догадаться, что скажет этот тип на допросе. «Господин комиссар! — Голос у него, вероятно, плачущий. — Мне дают на чай за смешное и невинное дело, помилосердствуйте! Да, я беру кукол, но я же их возвращаю целенькими!..»
— Вы знаете, Таратура, — сказал Гард, — у нас сейчас даже нет формальных оснований его брать. Ведь он не ворует, а кладет вещь на место!
Мелькнул целлофановый пакетик, возвращенный в ячейку, и экран погас. Минута прошла в молчании.
— Вам придется стать тенью этого малопочтенного старца, — сказал Гард. — Очень важно не спугнуть тех, кому он относит кукол. Брать его пока не будем.
— Ясно, шеф! — сказал Таратура.
«Мне бы твою ясность», — тоскливо подумал Гард.
Прошел день и еще один. Таратура уже раз восемь докладывал комиссару о результатах наблюдений, и все эти доклады отличались поразительным однообразием: сидит в кафе «Синяя лошадь» с рюмкой абсента; ходил на бега и проиграл четыре кларка; снова сидит в кафе; снова ходил на бега… «Нет, не встречался, шеф. Нет, не разговаривал. Нет, не писал. Сплошное алиби, шеф, а не человек!»
Ловушка тоже молчала, хотя ее размножили еще в девяти экземплярах и подсадили к каждому сейфу. «Рабочие» все еще возились с мелким ремонтом, регулярно сообщая Гарду, что Тур Сайрус ведет себя как мышь.
И каждое утро в управление приходил Честер. Он ничего не спрашивал, просто садился на стул в кабинете комиссара, молча смотрел на него и сидел так до вечера. От этого взгляда Гарду хотелось сбежать хоть в Антарктиду.
На третий день наконец позвонил Чойз.
— Приезжайте, — буркнула трубка.
В лаборатории был истинный кавардак, но относительно чистый воздух. По всей вероятности, все эти дни профессор занимался анализом, держа пахучие жидкости под замком.
— Нате полюбуйтесь, — сказал он, веером швырнув на стол десяток фотографий, в которых любители абстрактной живописи наверняка признали бы репродукции с каких-то неведомых шедевров. — Замечаете разницу?
Никакой разницы Гард не увидел, в чем и сознался.
— Тогда поясню, — сказал Чойз. — Это гамма-рентгенограммы хромосом. В принципе все хромосомы построены стандартно. Но это только в принципе. Каждая хромосома столь же индивидуальна, как и физический облик человека. Гамма-рентгеноскопия, равно как и химический анализ, всех этих тонкостей не улавливает. Но наиболее общие отличия все же заметны. Вот смотрите: на этих пяти фотографиях данный микроучасток хромосомы построен по типу АГХ — это наше условное обозначение. А что мы видим на пяти других снимках?
Гард все равно ничего не видел.
— Тот же самый участок построен уже по типу АЦХ! — с нескрываемым удовольствием продолжал Чойз. — Значит, похищают только тех детей, у которых в хромосомах наблюдается конфигурация АЦХ!
— Какое значение имеет эта разница? — тупо спросил Гард.
— Тот, кто узнает, дорогой комиссар, получит Нобелевскую премию, — ответил Чойз. — Нам понятно одно: данный участок хромосом ответствен за характер обмена веществ.
— Обмена веществ? — без энтузиазма переспросил комиссар.
— Вот именно. Это довольно важная характеристика организма, во многом определяющая его энергетику, стойкость к биохимическим стрессам…
Гард пришел в совершенное отчаяние.
— Да объясните же мне, наконец, кому это надо! И зачем?
Чойз строго поднял брови.
— Не понимаю, комиссар, чем вы недовольны. Я сделал все, о чем вы просили.
— Доволен, дорогой мой Чойз! Доволен! И готов целовать ваши сахарные уста в приливе искренней благодарности! Но что дает анализ для следствия? Кому нужны эти «стрессы»?
— Положим, это важно знать медикам.
— А гангстерам? Им-то зачем?
Чойз медленно прошелся по комнате.
— Я думал об этом, Гард. Проверка хромосом имела бы смысл — правда, довольно относительный, — если бы кому-нибудь потребовались рабы для урановых шахт.
— Шахт? Урановых?!
— Ну да. Если вы сотне людей дадите одинаковую дозу радиации, то сорок из них, предположим, умрут, пятьдесят девять превратятся в инвалидов, а один… С ним, как ни странно, ничего особенного не случится. И этим он будет обязан уникальному строению той самой штуки, о которой я вам говорил.
Гард обхватил голову двумя руками.
— Но это же невероятно! Рабы? В шахтах? Малолетние? Не может быть!
— Согласен, — спокойно сказал Чойз. — Других гипотез у меня нет.
— Послушайте, профессор!.. — Внезапно Гарду пришла довольно здравая и остроумная мысль. — Если берут детей только с этим… АЦХ, то вы не откажетесь быстро сделать еще один или два анализа? Тогда мы узнаем, кто очередная жертва, и сможем использовать ее как приманку!